Никогда не считал себя сталинистом и не испытывал особо сильных симпатий к нему (наверно потому, что не был знаком лично). Вся информация о той эпохе получена уже даже не из вторых, а хорошо если из третьих рук. И это не оспаривая тезис, что никто не врет так как очевидец. Поэтому, читая умные статьи про Сталина, хочется дополнить их и таким мнением:
Цитата:
"письмо Сталину" Захара Прилепина
Социализм был выстроен.
Поселим в нём людей.
Борис Слуцкий.
Мы поселились в твоём социализме.
Мы поделили страну, созданную тобой.
Мы заработали миллионы на заводах, построенных твоими рабами и твоими учёными. Мы обанкротили возведённые тобой предприятия, и увели полученные деньги за кордон, где построили себе дворцы. Тысячи настоящих дворцов. У тебя никогда не было такой дачи, оспяной урод.
Мы продали заложенные тобой ледоходы и атомоходы, и купили себе яхты. Это, кстати, вовсе не метафора, это факт нашей биографии.
Поэтому твоё имя зудит и чешется у нас внутри, нам хочется, чтоб тебя никогда не было.
Ты сохранил жизнь нашему роду. Если бы не ты, наших дедов и прадедов передушили бы в газовых камерах, аккуратно расставленных от Бреста до Владивостока, и наш вопрос был бы окончательно решён. Ты положил в семь слоёв русских людей, чтоб спасти жизнь нашему семени.
Когда мы говорим о себе, что мы тоже воевали, мы отдаём себе отчёт, что воевали мы только в России, с Россией, на хребте русских людей. Во Франции, в Польше, в Венгрии, в Чехословакии, в Румынии, и далее везде у нас воевать не получилось так хорошо, нас там собирали и жгли. Получилось только в России, где мы обрели спасение под твоим гадким крылом.
Мы не желаем быть благодарными тебе за свою жизнь и жизнь своего рода, усатая сука.
Но втайне мы знаем: если б не было тебя – не было бы нас.
Это обычный закон человеческого бытия: никто не желает быть кому-то долго благодарным. Это утомляет! Любого человека раздражает и мучит, если он кому-то обязан. Мы хотим быть всем обязанными только себе – своим талантам, своему мужеству, своему интеллекту, своей силе.
Тем более мы не любим тех, кому должны большую сумму денег, которую не в состоянии вернуть. Или не хотим вернуть.
Поэтому мы желаем обставить дело так, что мы как бы и не брали у тебя взаймы, а заработали сами, или нам кто-то принёс в подарок сто кг крупных купюр, или они валялись никому не нужные – да! прекрасно! валялись никому не нужными! и мы их просто подобрали - так что, отстань, отстань, не стой перед глазами, сгинь, гадина.
Чтоб избавиться от тебя, мы придумываем всё новые и новые истории в жанре альтернативной истории, в жанре мухлежа и шулерства, в жанре тупого вранья, в жанре восхитительной и подлой демагогии.
Мы говорим – и тут редкий случай, когда мы говорим почти правду – что ты не жалел и периодически истреблял русский народ. Мы традиционно увеличиваем количество жертв в десятки и даже сотни раз, но это детали. Главное, мы умалчиваем о том, что самим нам нисколько не дорог ни этот народ, ни его интеллигенция. В сегодняшнем семимильном, непрестанном исчезновении населения страны и народной аристократии, мы неустанно и самозабвенно виним – какой очаровательный парадокс! – тебя! Это ведь не мы убили русскую деревню, русскую науку и низвели русскую интеллигенцию на уровень босяков и бастардов – это, не смейся, всё ты. Ты! Умерший 60 лет назад! А мы вообще ни при чём. Когда мы сюда пришли – всё уже сломалось и сгибло. Свои миллиарды мы заработали сами, своим трудом, на пустом месте! Клянёмся нашей мамой.
В крайнем случае, в отмирании русского этноса мы видим объективный процесс. Это ведь при тебе людей убивали, а при нас они умирают сами. Ты даже не успевал их так много убивать, как быстро они умирают сегодня по собственной воле. Объективность, не так ли?
Ещё мы уверенно говорим, что Победа состоялась вопреки тебе.
Правда, немного странно, но с тех пор в России почему-то ничего не получается вопреки. Например, она никак не становится разумной и сильной державой ни вопреки, ни даже благодаря нам и нашей созидательной деятельности. Опять парадокс, чёрт возьми.
Мы говорим, что ты сам хотел развязать войну, хотя так и не нашли ни одного документа, доказывающего это.
Мы говорим, что ты убил всех красных офицеров, и порой даже возводим убиенных тобой военспецов на пьедестал, а тех, кого ты не убил, мы ненавидим и затаптываем. Ты убил Тухачевского и Блюхера, но оставил Ворошилова и Будённого. Поэтому последние два – бездари и ублюдки. Если б случилось наоборот, и в живых оставили Тухачевского и Блюхера, то бездарями и ублюдками оказались бы они.
Как бы то ни было, мы твёрдо знаем, что ты обезглавил армию и науку. То, что при тебе мы вопреки тебе имели армию и науку, а при нас не разглядеть ни того, ни другого, не отменяет нашей уверенности.
Мы говорим, что накануне ужасной войны ты не захотел договориться с «западными демократиями», при том, что одни «западные демократии», как мы втайне знаем, сами прекрасно договаривались с Гитлером, а другие западные, а также отдельные восточные демократии исповедовали фашизм, и строили фашистские государства. Мало того, одновременно финансовые круги неземным светом осиянных Соединённых Штатов Америки вкладывали в Гитлера и его поганое будущее огромные средства.
Мы простили всё и всем, мы не простили только тебя.
Тебя ненавидели и «западные демократии», и «западные автократии», и эти самые финансовые круги, и ненавидят до сих пор, потому что помнят с кем имели когда-то дело.
Они имели дело с чем-то по всем показателям противоположным нам. Ты – иная точка отсчёта. Ты другой полюс. Ты носитель программы, которую никогда не вместит наше местечковое сознание.
Ты стоял во главе страны, победившей в самой страшной войне за всю историю человечества.
Ненависть к тебе соразмерна только твоим делам.
Ненавидят тех, кто делает. К тем, кто ничего не делает, нет никаких претензий. Что делали главы Франции, или Норвегии, или, скажем, Польши, когда началась та война, напомнить?
Они не отдавали приказ «Ни шагу назад!». Они не вводили заград-отряды, чтобы «спасти свою власть» (именно так мы, альтруисты и бессеребренники, любим говорить о тебе). Они не бросали полки и дивизии под пули и снаряды, ни заливали кровью поля во имя малой высотки. Они не заставляли работать подростков на военных заводах, они не вводили зверские санкции за опоздание на работу. Нет! Миллионы их граждан всего лишь, спокойно и ответственно, трудились на гитлеровскую Германию. Какие к ним могут быть претензии? Претензии всего мира обращены к тебе.
При тебе были заложены основы покорения космоса – если б ты прожил чуть дольше, космический полёт случился бы при тебе – и это было бы совсем невыносимо. Представляешь? – царь, усатый цезарь, перекроивший весь мир и выпустивший человека, как птенца, за пределы планеты – из своей вечно дымящей трубки!
О, если б ты прожил ещё полвека – никто б не разменял великую космическую одиссею на ай-поды и компьютерные игры.
Да, к тому же, при тебе создали атомную бомбу – что спасло мир от ядерной войны, а русские города от американских ядерных ударов, когда вместо Питера была бы тёплая и фосфорицирующая Хиросима, а вместо Киева – облачное и мирное Нагасаки. И это было бы торжеством демократии, столь дорогой нам.
Ты сделал Россию тем, чем она не была никогда – самой сильной страной на земном шаре. Ни одна империя за всю историю человечества никогда не была сильна так, как Россия при тебе.
Кому всё это может понравиться?
Мы очень стараемся и никак не сумеем растратить и пустить по ветру твое наследство, твоё имя, заменить светлую память о твоих великих свершениях - чёрной памятью о твоих, да, реальных, и, да, чудовищных преступлениях.
Мы всем обязаны тебе. Будь ты проклят.
Российская либеральная общественность.
Записал Захар Прилепин
Небольшое дополнение
Цитата:
У истории есть чувство юмора: тоталитаризм либеральной оппозиции ничуть не лучше пресловутого сталинского террора. Тиражирование колченогих, однобоких истин транзитологии американского образца ничем не отличается от массового вбивания в головы сталинского «Краткого курса» по мотивам европейского марксизма российского розлива. У борцов с ненавистным коммунистическим режимом не нашлось, и так и не находится никаких иных способов и методов реализации своих программ в национальных масштабах, кроме образцов довоенной эпохи Советской России, начиная от «сотворения» — октябрьской революции 1917 года.
Увы, и распад СССР, подписанный за круглым столом в лесу, и «военный коммунизм» в облике «шоковой терапии», и экспроприация экспроприаторов — приватизация, и гражданская война — резкий скачок в уровне смертности в постсоветской России плюс криминальные сражения 1990-х, и разорение/голод малых городов и сел — советских колхозов, и массовое разрушение не церквей и царских особняков, но советских памятников — все это до боли знакомые черты неповторимого и уникального «коммунистического стиля» решения проблем. И даже нелепая комиссия по десталинизации являет собой паноптикум советских масок и символов, потому что лучшей десталинизации, чем разнузданный застой брежневского постмодернизма, в обществе потребления которого сгинули любые ценности, трудно придумать и трудно вновь организовать в национальных масштабах на 1/6 части суши планеты.
И это уже не трагедии, не фарсы, которыми так любит повторяться история, а нелепая DanseMacabre сгинувших советских стиля и образа жизни, советских настолько, что иногда кажется, что для столичной яростной оппозиции история остановилась навечно. Увы, оппозиция «креативного класса» столицы и крупных городов необратимо застряла где-то на уровне середины 1980-х. Нет нужды напоминать, что весь мир радикально изменился. Москва это давно не Россия, и наоборот — вот простая правда. Но московская элита в лице «видных» своих представителей, прежде всего от оппозиции, так и осталась зажравшимся снобом-«апостолом» под сенью железного занавеса СССР. Она по-прежнему полагает, что «москвич» — знак свыше.
Да, теперь все это вызывает усмешку сожаления, но надо, в конце концов, признать, что современная Москва превратилась в агрессивный реакционный класс, далекий не то что от «креативности», но и от элементарной образованности и здравого смысла. Циничный, развратный, «перекормленный» до крайней степени «ожирения мозга». Не желающий шевелить пальцем или извилиной, чтобы добиться хоть какого-нибудь значимого результата. Для которого Россия и ее необъятные просторы существуют только в двух ипостасях: либо «дойной коровы», либо столичных филиалов «поля чудес» в уездах для провинциальных дураков.
И продолжение
Цитата:
Захар Прилепин. По поводу всего
Реакция на моё письмо многословная, обиженная, часто вздорная.
Дмитрий Быков любопытно и во многом точно пишет о мотивациях написания моего письма, но по существу письма – совсем не точно и не всегда любопытно. Быть уверенным в том, что единственной и главной целью Сталина было построение концлагеря от Бреста до Магадана столь же глупо, как быть уверенным в его доброте и человеколюбии.
Вполне возможно привести список – причём, огромный список! – предприятий, полигонов, заводов, пароходов и ледоходов реально созданных при Сталине и реально распроданных и распиленных определёнными людьми, чьи имена известны.
Что ж в этом глупого-то, Дмитрий Львович? Я говорю очевидные вещи, разве нет? Или у нас с какого-то часа очевидные вещи стало произносить моветон? И когда пробил сей час?
Сталинская Россия – многоуровневая и сложнейшая система, оправдывать её сложно, но и упрощать незачем.
Вероника Долина приятно поражена предложением своих добрых друзей воздействовать на меня физически: вот бы кто-нибудь дал мне в лицо, радуется поэтесса, чья книжка «Фарфор» стоит сейчас ровно напротив меня – на поэтической полке возле моего стола. И останется там.
Поэтесса утверждает, что я нарушил главную линию раздела меж людьми и зверьми – и прощения после этого быть не может.
Вот ведь как – живёшь в родной стране, имеешь некоторое мнение по касающимся любого русского человека вопросам – а именно, эпохи самой страшной мировой войны – и рискуешь нарушить линию раздела, которую кто-то уже установил. Кто? А почему вы никого не спросили?
Почему мне, как в стихах Есенина сказано, порой кажется, что «в своей стране я словно иностранец»; да и не один я так себя чувствую. Может быть, ваша линия раздела проходит поперёк коллективной национальной памяти?
Мне в течение нескольких дней написали благодарные письма и позвонили десятки людей, чьи имена являются цветом современной российской культуры – писатели, режиссёры, актёры, публицисты. «Спасибо за письмо» - сказали. Мне было тепло от их помощи. Я просил их не вмешиваться в этот развесистый скандал, но, положа руку на сердце, признаюсь, что многие из них и не очень хотели бы заявить о своих чувствах во всеуслышание.
Все бояться быть обвинёнными в ксенофобии. А вот в русофобии никто.
Вы понимаете, что вы делаете, самые ретивые оппоненты мои? Вы буквально запугали людей – в своей стране им страшно сказать то, что они думают.
Но всегда нужно помнить, что, если заткнуть рот умеющим говорить и слушать, им на смену придут люди, которые не умеют ни того, ни другого.
Дмитрий Ольшанский, написав в одной фразе, что я неправ, приводит в качестве доказательства список части расстрелянных в 1938 году. Последние фамилии в списке – Ольшанский и Прилепин – Егор Павлович, из села Каликино Липецкой области, родственник моего деда.
Мить, я понимаю о чём ты, и мне ужасно даже видеть эти фамилии, где после каждой приписано «расстрелян такого-то числа». Я просто никак не возьму в толк, это ты писал не так давно замечательную статью о Троцком, рассматривая его не без некоторой, прямо скажем, симпатии? Или текст о Троцком написал один Ольшанский, а на моё письмо по поводу Сталина ответил какой-то другой человек? Или мне тоже по поводу Троцкого прислать тебе свой список?
Или, быть может, мы будем любой разговор на историческую тему подменять такими списками – подобрать их, при желании, можно на любую даже вполне вегетарианскую эпоху.
И уж тем более странно представить в подобном положении Пушкина, воспевшего Петра, истребившего людей в России больше – это не отрицают даже либеральные историки – чем Сталин.
Мы б в подобной ситуации окружили Александра Сергеевича и спросили: ну, что, папуас, не жалко тебе русских людей? Россию, говоришь, поднял на дыбы? Сейчас мы тебе прочтём поимённо, кого ещё он поднял на дыбе, приготовься не спать три недели и слушать.
Группа студентов еврейского университета также отвечает мне письмом, приводя в качестве доказательства непонятно чего, любимого мной Исаака Левитана, прожившего жизнь, по их верному замечанию, в бедности. Ребята, ваши преподаватели дали вам почитать моё письмо, прежде чем предложили написать ответ на него?
Кинорежиссёр Бардин пишет вообще чёрт знает что, разговаривая не со мной и не по поводу моего письма, а по поводу чего-то своего и глубоко личного.
Ещё один доброхот призывает всех приличных людей объявить мне повсеместный бойкот: не допускать меня в светское общество, гнать с порога, поставить печать на лоб, чтоб все видели, с кем имеют дело. Ну, это старая школа: ату его, ату. Этому нас учить не надо.
Некоторые уже прислушались к пожеланию. Посмотрим, что дальше будет.
Андрей Колесников, написавший по делу, всерьёз и хотя бы сделавший попытку оппонировать мне, а не выдумывать за оппонента, впроброс замечает в своём ответе мне, что в русском народе живёт страсть к погрому.
Отчего эти слова так легко слетают с ваших уст, друзья мои? – думаю я.
Представим себе безумца и подлеца, который напишет, что в еврейском народе тайно живёт Френкель, был такой создатель концлагерей в сталинские времена. Какая реакция будет на эти слова? Верно: автора такого допущения смешают с грязью, и поделом.
Но отчего ж можно сказать о русском человеке, походя, на бегу, всё что заблагорассудится – и это ничего: утрутся, проглотят, никуда не денутся.
По крайней мере, я до сих пор не читал открытых писем русского студенчества к журналистам или телеведущим с требованием перестать подозревать их в погромных намерениях. Также не видел и посланий в поддержку непрестанно охаиваемой с недавнего времени православной церкви, высказаться касательно которой имеют право все, живущие в России, в том числе и не православные вовсе – у нас же светское государство.
Виктор Шендерович, среди прочих толкователей, увидев в моём тексте признаки вопиющего антисемитизма, ставит диагноз: я болен сифилисом.
Ну, я не такой знаток половой гигиены, как некоторые. Однако вздорная память мне подсказывает, что подобный диагноз кому только не ставили: от Державина, Пушкина, Гоголя и Чехова до Блока, Есенина, Шолохова и Михаила Булгакова. Все вокруг больные, один Шендерович здоров. Я как-то обмолвился, что живи в наши дни Достоевский – Виктор Анатольевич и его рвал бы за штанину. На что Виктор Анатольевич слегка обиделся и отреагировал иронично: ну, да, мол, пока нет Достоевского – отыгрываюсь на Проханове. Отчего ж только на Проханове? Отыгрывались, к примеру, на Валентине Распутине, классике и великом русском писателе, и ничего, не поперхнулись.
Обнаружить во мне антисемита может только человек, не знающий ни круга моего общения, ни музыку, на которой я вырос, ни круга моего чтения, ни моих учителей, ни моих друзей. Собственно, и книг моих тоже не читавший.
Текст обращён вовсе не к тем, за кого грудью встаёт Шендерович.
Текст обращён к тем, кто сразу себя там узнал. Быков не узнал, Ольшанский не узнал – у них, видимо, всё в порядке со здравым смыслом, - и нам есть о чём поговорить при всей разнице взглядов.
Ещё он обращён к тем, кто упрямо узнавать себя не хочет – сегодня, чаще всего, это мои, забывшее родство и совесть, соплеменники, русские по крови, лишённые чести и совести нелюди, у которых тоже бывает местечковое сознание.
Ещё он обращён к тем, что последовательно и ретиво выступает в роли адвоката этих нелюдей; и адвокаты всякие бывают.
Алик Кох, даром, что немец, похоже, тоже кого-то узнал и был необычайно возбуждён этим.
Обнажив шпагу и неожиданно охамев (хотя мы не раз сидели за общим столом, пили вино из одной бутылки и были осведомлены о взглядах друг друга), он назначил мне встречу, чтоб сразиться в безжалостном устном поединке, отчего-то уверенный, что я должен всё бросить и примчаться в Москву с ним объясняться.
Алик, или, если угодно, Альфред, вас тут целая очередь выстроилась. К тому же, я отчего-то сомневаюсь, что если б я, к примеру, в бытность твою министром ельцинского правительства, столь же самонадеянно назначил тебе встречу для устной дуэли – ты б всё бросил и ответил мне немедленной взаимностью.
Более того, я искренне нахожу наш спор бессмысленным.
Похоже, мы отныне и вовеки останемся при своём. Никакая логическая цепочка доводов не приводит ни одну из спорящих сторон ни к какому согласию. «Вы говорите, что сталинская Россия была вершиной существования русской цивилизации? Это подлый бред! – Нет, это не бред, а очевидность! – Это бред! Он погубил Россию! – Нет, он её спас!» - и так до бесконечности. Цифр можно насыпать с обеих сторон предостаточно. Благо, что Россию ещё кто-то сохранил для нас, и можно о ней поговорить.
Но я не участвую в этом споре.
Моё отношение к той эпохе и к заявленной теме более сложное, более жёсткое, более болезненное – хотя бы потому, что при Сталине были убиты не только мои родственники, но и любимые мной поэты, чья страшная гибель для меня личная человеческая трагедия – Павел Васильев, Борис Корнилов, Осип Мандельштам.
Письмо написано затем, чтоб дать голос коллективному сознательному и бессознательному народа, к которому я имею честь принадлежать и от имени которого я имею смелость говорить.
Сочинитель Игорь Иртеньев обратился ко мне с письмом, где называет меня «мразью». По его словам, я оскорбил память его дедов, воевавших во Вторую Мировую.
Мир их праху, пусть они простят меня, если я невольно их обидел.
Но обидеть я хотел лишь тех из их сыновей, кто делает больно мне.
Не первый год я читаю про свой народ, который, как я снова и снова узнаю, является носителем рабской психологии. Ещё читаю про чёрную дыру прошлого бессмысленного века, про неистребимого совка в моих соплеменниках, про пьяную Зою Космодемьянскую, про опущенного на зоне Александра Матросова, про борьбу двух зол (а где было добро в это время? на Луне?), про половину страны, которая сидела, и другую половину, её охранявшую.
Само моё письмо было задумано после очередной скотской вакханалии в прессе, случившейся в последнее 9 мая, и ещё раз повторенной вакханалии 22 июня сего года. К этим вакханалиям многие привыкли, и многие с ними смирились.
Кроме, собственно, миллионов людей, проживающих в России.
Чтобы хоть как-то объяснить колоссальное чувство почтения к Сталину в народной среде, моими оппонентами приводится довод о том, что все сидевшие в лагерях – погибли, и теперь по Сталину скучают дети палачей и стукачей.
Вам, Игорь, больно, а нам, думаете, нет? Вам, Игорь, обидно за родных дедов, а мне до моих, которые не были ни палачами, ни стукачами, ни конвойными – но были раскулаченными крестьянами и честными солдатами, думаете, всё равно?
Но для них что-то значило это ужасное имя. Совсем не то, что для вас.
Кровавый маньяк? Ну, да. Ещё верховный главнокомандующий. Как-то надо это учесть.
Или, может, нам начать стесняться своих отцов, чтоб вас ничем не обидеть?
В своём письме я осмысленно и последовательно старался сделать больно всем тем, кто не первый год делает больно мне и моим близким. Кто оскорбляет мою память и стоит на своём.
Я вижу, что вам больно, и не радуюсь этому, но так было нужно: иначе вы ничего бы не услышали и в этот раз.
Пусть я мразь, но что делать с людьми, которые выбрали Сталина – именем России: мы же знаем, что выбрали – а потом у них привычно своровали и поделили их голоса.
Они тоже мразь? Скажите им об этом.
Вот они, вокруг нас, живут в этой стране, в этой географии, ходят по одним с вами улицам.
Вращаясь в своей, интеллигентной и мудрой среде, вы незаметно для себя, но заметно для нас приватизировали историческую правоту, здравый смысл, всё то, что вы считаете возможным считать вещами общепринятыми, и то, что вы сами назначали недопустимым.
Вольтер, на которого вы так любите ссылаться, с его готовностью умереть за право другого человека высказать своё мнение, забыт и отринут.
Но я-то вас слушал.
Мы-то вас слушали, мы вам внимали.
Где хотя бы приблизительная готовность внимать в ответ?
Мне просто хотелось сказать, что здесь, вокруг вас, живёт ошеломительное количество людей, которые думают иначе, чем вы.
И, видимо, имеют к этому какие-то основания, потому что не может вся правота русского мира принадлежать только вам.
Вам придётся жить с этим народом вместе.
Будьте снисходительнее к чужим болезням, тогда и к вашим будут снисходительнее.
Будьте добрее, если надеетесь, что добры будут и к вам.
…впрочем, как хотите.
Взял на флибусте
http://www.flibusta.net/node/162569
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
