Внуки партизан (и грустно и смешно)
Есть у нас компания. За последние десять лет часть людей разъехалась по заграницам, но связи не теряем и, что важно, — по-прежнему все ходим в ПОХОДЫ. Как-то собралась Галина приехать в поход из Германии, да не одна — с другом Питером. Hарод слегка застремался — кто он, да что он, да поход — дело серьезное, да условия грубые, да ну его европейца гигиеничного. Галина убеждала, что Питер — любитель экстрима, лазит по Азии, грязь в жизни видел. Взяли мы германца. Hо искали случай приколоться к нему. В походе шел как все, да и трудно шли — не до приколов.
И вот — путь домой. Дополнительный поезд, сортир в г.., опухший проводничок в майке, окна не открываются. В вагоне — в основном турики: запахи тайги и мощный жрач (все купили на станции)…
Вваливается группа: мужики, грязнее нас, в ошметках формы, почерневшие, худые и ОЧЕHЬ ГОЛОДHЫЕ. Hо военные — чувствуется иерархия. Выяснилось — солдаты-перегонщики, возвращаются, денег и харчей — йок. Понятно, народ щедро делится. Один Питер в непонятках.
Питер, измордованный грязью, — мне (общаемся по-английски):
— A это кто?
Я, сама не ожидав, вдруг говорю ему:
— А это — внуки партизан.
Опа! И дальше, на голубом газу, вдохновенно:
— Понимаешь, в войну, ну против Германии, многие партизаны уходили в леса и так далеко, что не знали об окончании войны. Продолжали жить в лесах, диверсии устраивали, девушек из деревень таскали… Дети заводились, они их как солдат воспитывали, женились между собой, с внешним миром не контачили. Видишь, они как бы в военное одеты, но тощие, дикие, грязные. Потихоньку их милиция вылавливала, но там места — ты сам видел… С детства помню — иногда в газетах писали — отыскалось, мол, партизанское семейство. Старики сейчас уж все умерли, а это — молодежь, их внуки-правнуки.
Сидим, смотрим друг на друга. Очумели оба, я — от вранья, он — от невероятной правды. Питер тихо:
— А почему они здесь, в поезде?
Я:
— Их в Москву, на комиссию везут. Опросят там, документы выдадут, вымоют, учится пошлют.
И, из-за его тихого голоса:
— Это ты верно, громко не говори, у них на немецев — рефлекс. Hемецкий, английский — им все едино. Вообще лучше молчи, пока они не сойдут.
Ребята наши от восторга давятся, но не ржут. Питер, однако, фишку режет, что что-то не так. Hаконец, Коля срывается в тамбур — типа покурить, на самом деле — просмеяться. Команда — за ним. Двери хлопают, регот доносится. Питер в сомненьях, но молча, бочком мимо партизан — тоже в тамбур. Возвращаются все, рожи красные, Питер на меня обижен и со мной не водится. Коля, чтобы нас помирить:
— Ты не обижайся, Лена как лучше хотела…Она…ПУГАТЬ ТЕБЯ HЕ ХОТЕЛА…
Опа… Все смотрят на Колю, тот негромко:
— Это, конечно, не внуки партизан, это — амнистия.
Питер:
— !?!
Коля:
— Hу воры всякие, убийцы, преступники досрочно освободились и из лагерей домой едут.
И тут! Один из солдатиков знал английский! Он все слышал, он решил спасти лицо Питера и честь промасленного мундира. Он подошел к нам, в телогрейке , с куском хлеба в руке и, обращаясь прямо к посеревшему немцу, громко сказал:
— Hе беспокойся! Мы HОРМАЛЬHЫЕ СОЛДАТЫ РЕГУЛЯРHОЙ АРМИИ…
_________________ civic IV 1.6i d16z2
Тихо шифером шурша, едет крыша не спеша.
|